Котенок на корабле!

На невразумительно-дорическом обломке сидел рыжий котенок и вызывающе умывался худенькой лапкой. Рядом с ним валялся гамбургер с выеденной изнутри котлетой. Дочка аж запищала от умиления:

– Ах, ты, мой маленький! Ах, ты, мой хорошенький! И совсем-совсем один… А где твоя мама? Ты с кем тут живешь?

Она осторожно взяла детеныша на руки и прижалась щекой к его трогательной теплой шерстке, а котенок, прикрыв крошечные сине-серые глазки, благодарно загудел. Пока дочка с упоением ласкала этот хитрый и нежный источник блох и паразитов, я, раздираемая ревностью, с мрачным интересом изучала растерзанные останки грязного гамбургера. Наконец, не выдержав, предложила своей чересчур увлекшейся любительнице рыжих котят:

– Может, мы поищем какой-нибудь еды?

Отзывчивая девочка тут же воскликнула:

– Конечно! Идем быстрее, а то котенок, наверное, голодный.

Я обиженно буркнула себе под нос:
– Ну, да. Кто-то только что сожрал целую котлету.

Целеустремленно проталкиваясь сквозь толпу одержимых жаждой познания туристов, она, с рыжим котенком, сидящим у нее на плече и гордо взирающим на окружающих сверху, и я, ее мать, горько плетущаяся следом, брошенная и покинутая бессердечной дочкой ради какого-то безмозглого кошака, спустились по выщербленной булыжной дороге к причалу.

Там мы устроились под соленым зонтиком прибрежного ресторанчика и заказали  две большие порции мяса для голодных мам и котят и молочный коктейль для нашей прекрасной легкомысленной дамы.  

Я и котенок торопливо глотали свою еду, поглядывая друг на друга с нескрываемой ненавистью. Я прикидывала, как бы мне избавиться от этого мерзкого животного. Похожие мысли роились и в голове хитрого котенка!

После обеда, буквально пропитанного флюидами взаимной ревности и агрессивности, наша милая троица прошлась по выбеленному морским прибоем и человеческими шагами причалу и присоединилась к оживленной стайке вездесущих туристов, собравшихся прокатиться на белоснежной яхте до ближайшего необитаемого острова.

Забравшись по шатким мосткам на дряхлый кораблик, мы (несанкционированный, но очень сообразительный котенок тише мыши сидел в дочкином рюкзачке!) оказались в уютном прохладном сумраке уставленной деревянными скамейками нижней палубы.

Я взяла в корабельном баре пиво, чтобы мучительная жажда не мешала мне предаваться сладостным смертоубийственным планам относительно всех котят вообще и одной конкретной хитрой рыжей сволочи в частности. А дочка, преодолевая отчаянное сопротивление шипящего от ужаса котенка, вытащила его из рюкзака и вместе с дрожащим рыжим животным выбралась на открытую всем буйным ветрам и яростным соленым брызгам корму.

Я проводила прижавшего уши соперника злорадным взглядом и стала размышлять, а не водятся ли в этом море кровожадные акулы, предпочитающие закусывать наглыми котятами… Море широко и свободно бежало к далекому горизонту, рядом с которым нежно голубел заросший можжевельником каменистый остров. Яркое послеполуденное солнце ложилось на быстрые волны прекрасной узорчатой сетью, словно пытаясь поймать ускользающий день. И так печально кричали чайки – точно души умерших.  

Наконец, мои отважные мореплаватели спустились вниз, где я, скучая, крошила булку в искрящуюся морскую воду, глядя, как в просвеченной солнцем хрустальной глубине маленькие серебристые рыбки жадно дерутся из-за добычи. Дочка отодрала от груди сопротивляющегося котенка и водрузила его на палубу. Несчастное животное, которое от сильнейшего стресса не могло уже даже пищать, покачиваясь на тощих лапках, нырнуло в лежащую у скамейки сумку и, старательно свернувшись в крошечный мокрый клубочек, замерло.

Яхта заворачивала в дикую бухту, на пустынном побережье которой громоздились причудливые каменные изваяния, созданные морем, ветром и временем. В воду бросили якорь. И вскоре самые храбрые туристы уже осторожно плескались у бортов, но дальше не отплывали, а лишь поглядывали на далекий берег.

–  Пойдем поплаваем? – предложила я.

–  А котенок? – спросила заботливая дочка.

– Смотри, этот рыжий монстр, кажется, дрыхнет!

И, правда, измученное животное, трогательно сложив лапки, лежало прямо на спине и печально похрапывало!

– А вдруг он проснется, а нас нет?! – в голосе девочки прозвучало сомнение, – Ну, если только по-быстрому…

– Твой разносчик блох даже не успеет очухаться!

Я обрадовано стянула с себя шорты и майку и, цепляясь за скользкую лесенку, сладостно плюхнула в теплую упругую волну. Дочка, взвизгнув, прыгнула следом.

А потом, отправив ее на яхту (под предлогом того, что котенок, наверное, уже проснулся и испугался!), я в одиночку поплыла к острову… Густо заросший низким можжевельником берег заметно приближался, а вода была такой ласковой и прозрачной, что я видела свои беспомощно болтающиеся в ярко-синей невесомости ноги и веселую разноцветную гальку, сверкавшую сквозь пушистые водоросли бесконечно далеко внизу.

Неожиданно закончилось море, и начался остров. Коварная галька больно резала ступни, пока я, жалобно вскрикивая, выбиралась из воды. Море, шипя, бросало на обломки скал,  разбросанных по всему острову, белоснежные клочья пены, Это место было будто вырванным из времени и пространства, и ни один звук не нарушал его нереальной тишины.  

По бесплодной каменистой земле бесшумно скользили серые ящерицы. На острых колючках густого можжевельника трепетали невесомые крылья похожих на цветы бабочек. А с высоких прозрачных небес вниз неслышно струился ослепительный, невероятный, густой, как патока, свет солнца, растворяющий суть вещей…   

Я оказалась права – рыжий хитрюга так и не проснулся. Переодевшись в тесном корабельном туалете, мы достали из сумки беспомощный теплый комочек и стали его гладить – уже вместе с дочкой. Но, как только мы сошли с нашего кораблика, с котенком нам все-таки пришлось расстаться (разумеется, как следует, накормив блохастого на прощание!) – не тащить же животное в отель, а потом багажом на Родину!

В своем номере мы очутились только поздним вечером. Небо уже стало огромным, бархатным и печальным, заполненным трепетным сиянием звезд и таинственным треском цикад. У самых окон тихо и неподвижно стоял одуряющий аромат нежно белеющих во тьме цветов. Призывно шумело море.