Когда умирает твоя кошка

Когда животные умирают, они ищут самый тихий и укромный угол, а некоторые даже удирают из дома, чтобы в абсолютном одиночестве совершить таинство Великого Перехода. Они лежат и терпеливо ждут, когда разверзнутся эти странные двери, с беззвучным грохотом, навстречу ледяному ветру…

Вот и наша Пунечка в последнее время всё норовила куда-нибудь зашкериться. Она  целыми сутками не вылезала из под кровати, пряталась среди белья на полке в шкафу, не терлась о ноги, не выпрашивала и не воровала еду и вообще почти ничего не ела.

А когда мы её кормили и давали лекарства, сжимала свои крошечные трогательные клыки, точно какая-нибудь партизанка Зоя Космодемьянская, глядя в подлые глаза фашистских сволочей! Юля, добрая айболитша наших животных, сказала, что у Пуни отказали почки, и ей осталось жить не больше месяца, от силы – два. Но ведь всегда есть надежда, что доктор ошибся, правда?!

Пуню я притащила с улицы – почти 14 лет назад, когда выпавший снег уже не собирался таять, а по асфальту густо мело колючей поземкой. Она тут же забилась в угол – да так плотно, что полностью слилась с окружающим миром. Вернувшийся домой муж её даже не заметил.

Это был черный комочек ужаса – перед холодом, голодом и бродячими кошками! А они, все разом, видно, здорово подрали этого бедного бомжонка – она была почти лысой, вместо усов какие-то жалкие обрывки и дикий страх в огромных желтых глазищах! А как она глотала колбасу из холодильника, не пережевывая, такими кусками, что по размеру казались чуть ли не больше её самой! 

Когда мы с Пунечкой признались в её существовании в нашей квартире, жестокосердный хозяин дома, закоренелый собачник, делал отчаянные попытки этому воспротивиться и даже сказал, что она будет справлять малую кошачью нужду на святое святых – его компьютер! Я ответила, что если мы вышвырнем несчастное животное обратно на улицу, как я считала на верную смерть, то совершать оскверняющие действия с мужниным  компьютером буду я. Это жуткий угрожающий аргумент стал решающим.

Кстати, компьютер наша Пунечка ни разу не тронула – ну разве, что любила поваляться на клаве как раз тогда, когда тебе срочно надо поработать! А вот на всем остальном еще очень-очень долго красовались виноватые лужицы… А вы бы видели лица аптекарш, когда я, «вся такая воздушная, к поцелуям зовущая», спрашивала у них лекарства от глистов и «шерстяных» паразитов!

У них явно видео и аудио не сходились, но когда я поясняла, что препараты нужны моей кошечке, девушки из аптеки, с облегчением переводя дыхание, улыбались! А однажды прямо там, в аптеке, меня застукал давно вздыхавший по мне молодой человек – фразу про глистов он точно услышал, и я, увы, лишилась одного из своих поклонников…

А Пунечка – это имя я придумала сразу, как только она доверчиво ткнулась своей мордочкой в мою руку! – довольно скоро стала совершенно потрясной красавицей, распушилась до невозможности, снова вырастила усы, а глаза, то желтые, то зеленые, приобрели выраженный восточно-миндалевидный оттенок, как у загадочной и прекрасной китайской принцессы! 

А еще она была черной кошкой… Но! С каштановым отливом на ярком солнце (как моя мама в молодости!) и с такими милыми белыми «подследничками» и с драгоценной белоснежной звездочкой на груди. Да в нее все влюблялись с первого взгляда! А она ни одному из своих восхищенных поклонников не позволяла никаких вольностей – мол, захочу, посижу у тебя на коленях, а если посмеешь взять меня к себе против моей воли, исцарапаю и покусаю до крови…

И нам не раз приходилось в срочном порядке искать бинты, дабы оказать медицинскую помощь своим друзьям, решившим, что они могут погладить Пунечку, когда сама она этого не желает! А в ветеринарной клинике, где мы познакомились с чудесной айболитшей Юлей, в Пуниной карточке красным фломастером было прописано: «Очень злая кошка!»

А она просто сражалась за собственное «я», которое не хотело никакого вторжения каких-то там «ты», потому что у моей Пунечки было громадное и самое что ни на есть настоящее чувство собственного достоинства, очень близкое мне, её хозяйке! Да, любуйтесь на нас, пожалуйста – мы для этого и специально спинку красиво выгнем, и в самых выгодных ракурсах рядом постоим, а можем и подойти поближе, но руками при этом ни в коем случае трогать нельзя! Мы этого терпеть не можем.

Мы вообще были очень близки с моей кошкой, хотя я и сейчас больше люблю собак, а все кошки априори больше любят себя, чем своих хозяев… Наверное, она мне просто доверяла. Наверное, я была для нее чем-то вроде мамы… Ведь в конце концов именно я спасла её от ужасов уличной жизни… и верной смерти.

А вот моего мужа она всегда побаивалась… Представьте – на столе стоят две тарелки с сардельками. Так она воровала (а Пуня была ужасная воровайка и даже постоянно лазила в наше помойное ведро – не иначе бомжовое прошлое сказывалось!) только из моей тарелки!!! О, она прекрасно понимала, что за это ей ничего не будет… А вот воровство у «папы» находилось на грани добра и зла и могло повлечь за собой самые непресказуемые последствия.

Это истинное идиллическое единение – животного и человека! – стало трескаться, когда я забеременела. Я гнала ничего не понимающую (или все-таки понимающую и уж во всяком случае всё прекрасно чувствующую?!) Пунечку от себя, категорически не пускала её  нежно похрапывать на моих мягких бочках и даже перестала брать бедняжку на руки (боялась таксиплазмоза и прочих кошачьих «гадостев»!) А она явно была от происходящего в ужасном шоке и стрессе. 

А потом родилась наша детка, и Пуне был строжайше закрыт доступ в спальню, но я она всё равно туда прорывалась и, ныркая в детскую кроватку, замирала там этакой доброй древнеегипетской богиней Баст, старательно демонстрируя, как она тут охраняет и защищает несмышленого младенца от всевозможных опасностей! Но я, безжалостная, выдворяла хорошую кошку в зал и, дабы не отаксиплазмозиться по-прежнему даже не чесала её пузо!!!

И тогда лишенная ласки и, казалось, что и любви своей хозяйки, бедная Пунечка скорифанилась с таким же несчастным существом, обделенным моими вниманием и нежностью, то есть со своим хозяином. Они вместе ели, вместе спали и вместе общались. И сердце злостного собачника растаяло.

Он мог часами чесать миниатюрное кошачье тельце (а Пунечка за почти 14 лет почти не изменилась ни в росте, ни в толщине – только всё прибавляла пушистости, миндалевидноглазости и красоты, и когда мы её купали – это был ужасно смешной мокрый черный шкелетик!), утверждая, что только ему одному ведомы самые чесательно-привлекательные Пунины места… Так что последние годы Пуня явно предпочитала его общество моему да и спала преимущественно на «папе»…

Но перед самой смертью, а до нее оставалось – а мы и не догадывались! – около 10 часов, она все-таки вылезла из своего убежища в самом дальнем углу под нашей двуспальной кроватью и так же доверчиво и проникновенно, как было раньше, улеглась на меня… Так она с меня и не слазила, ласково утыкаясь своей совсем уже бессильной мордочкой то ко мне в грудь, то устраиваясь на пояснице, а напоследок перелезла на шею, как воротник…

Я проснулась в два часа ночи. Пуня тихо дремала почти на моей голове, и это было таким родным, нежным и сладким, как будто так должно быть на протяжении вечности… Я пошла в туалет, а, вернувшись, услышала жуткий крик боли – я никогда не слышала, чтобы Пунечка так кричала! Наверное, в это мгновение её бедные почки окончательно «встали».

Но я ничего не видела в темноте и разбудила мужа, чтобы он посветил мне фонариком… Мы поняли, хотя всё равно не хотели верить, что это всё, конец пришел, и наша кошка на самом деле умирает…

Я стала гладить её худенькое тельце – одни косточки и полысевшая и запаршивевшая шкурка! – и она, вот чудо, сразу перестала кричать… Только редко вздрагивала и похрипывала, а потом вдруг благодарно загудела, как всегда, когда я её гладила! А, перестав гудеть, начала остывать… Муж похоронил нашу Пунечку утром, в коробке из-под моих сапог, на красивом солнечном пригорке, под печально шелестящей золотой березой…

Мы все по ней ужасно тоскуем… Наша девятимесячная ротвейлериха Лина – а Пунечка очень неохотно приняла её в свою семью и долго и так очевидно показывала нам, что вот она, хорошая кошка, справляет нужду в свой туалет, а эта мелкая сволочь гадит где попало! – прорывается, несмотря на запреты, в спальню, куда несколько месяцев назад была отселена больная кошка, чтобы её не беспокоила «чумашедшая» юная собака, и всё время ищет там Пуню, нюхает все её «схоронки» и лежбища и место на нашей кровати, где она умерла, и при этом у Лины такой тоскливый и всё понимающе-грустный  взгляд, что сердце сжимается!

А вчера наша дочка сказала, что ей во всех комочках тени в квартире мерещится «бедная Пунечка», и мы с ней придумали целую планету для умерших кошек, всю заросшую ветвистыми сарделичными деревьями… Там есть огромный цирк-амфитеатр под открытым небом, и собаки с накладными красными носами показывают всевозможные смешные представления, а собаки в кружевных передничках разносят лежащим на сиденьях кошкам всякую вкусную кошачью еду…

И у моей мамы, которая приезжала кормить, гладить и чесать нашу кошку (а она вообще-то терпеть не может кошек!), когда мы всей семьей уезжали отдыхать, тоже глаза на мокром месте… Поэтому я не плачу у них – мужа, дочки, мамы и Лины – на виду. Но мое сердце обливается слезами – я и не представляла, что это может быть так больно!

Так больно, что ты едва сдерживаешь крик сильнейшей боли… А ведь, если подумать, всего лишь какая-то кошка! Но я, как каждая и любая кошковладелица, считаю, что моя Пунечка была особенной!!!          

В отличие от всех кошек она была привязана не к месту, а ко мне (потом к мужу и к дочке, а потом, если честно, даже к Линке!) и никогда не страдала от смены обстановки – мы раза три меняли квартиры, и Пунька на это даже ухом не вела! А еще она была из клана «котов Шрёдингера» – тех, которые умеют абсолютно свободно зашныривать между пространственно-временными континуумами, изящно материализуясь неизвестно как и откуда, но прямо там, где я готовлю ужин…

А главное – она, умирая, не уползла подальше, потише и поукромнее, а ДОВЕРИЛА сопричастие собственному Великому Переходу своей глупой, ничего не знающей и не понимающей хозяйке, которая, уже любя его, притащила дрожащий от ужаса комочек облысевшей шерсти, глистов и блох со страшной улицы, змеящейся колючками ноябрьской поземки… И за это я ей так благодарна!