Девять жизней моей кошки

Терять своих близких – по-настоящему, безвозвратно! – ужасно тяжело. Даже если это всего лишь… кошка. Но ведь это моя кошка, и она является частью моей жизни и моей души! Вот говорят, что у кошек девять жизней, но еще раньше, когда Пуня была здоровой, сильной и очень красивой (а все вокруг, даже самые завзятые собачники, восхищались её черной пушистостью, кругло-луноликостью и восточно-миндалевидной изжелта-зеленоглазостью!), я написала историю про все её девять жизней, а значит сейчас она находится в прекраснейшем кошачьем раю, где деревья – по одному неморгающему внимательнейшему взгляду! – склоняют наземь ветви, тяжелые от сосисок, а послушные собаки, танцуя на лапках, поют тебе Осанну! О, моя Пунечка это заслужила! Ведь прожить такие жизни, как она, не каждому дано…

Возлюбленная Императора

Однажды утром, где-то пять тысяч лет назад, китайский Император гулял по своему саду. Утро было нежным, как прохладный лепесток пиона. Небо имело тот лимонный, плещущийся, как Великая река, оттенок, который так нравился Императору. В тени хрупкой сакуры спала юная красавица. Она пахла розовыми цветами. Император приказал осторожно (не разбудите!) перенести девушку во дворец.

Прекрасная Пу-Нья, дочь императорского садовника, открыла глаза. На ее груди покоилась голова Императора! Так простая древнекитайская девушка стала возлюбленной живого бога.

Пу-нья была драгоценной душой своего Императора. Его глотком золотого чая из старинного фарфорового чайника. И он хотел, чтобы этот сладкий ароматный глоток тянулся и тянулся, никогда не кончаясь. Но ведь все девушки рано или поздно стареют, становясь морщинистыми и безобразными! А еще они умирают. Уж этого Император не желал даже представлять.

И тогда он приказал мудрецам Древнего Китая (а их было ровно десять тысяч!) придумать способ, с помощью которого красавица Пу-Нья смогла бы остаться такой же юной и нежной, как в то утро, когда Император увидел ее в тени цветущей сакуры.

Великие мудрецы думали ровно год. И, наконец, приготовили для возлюбленной Императора чудесный напиток. Выпивший его человек должен был навсегда остаться свежим, как пион, танцующий в золотых глазах дракона. Чтобы рецепт напитка (одной из составляющих его была кровь луны!) сохранился в тайне, Император велел обезглавить всех мудрецов (десять тысяч!).

И вот после утренней прогулки по саду Император пришел к своей Пу-Нья. Девушка сладко спала – ее прохладная нежная грудь поднималась и опускалась, как цветочные лепестки на изящной ладони сакуры, прозрачное лицо сияло розовым светом, а с губ, изогнутых полумесяцем, чуть слышно струился аромат юности.

«Теперь она всегда будет такой же прекрасной, как сейчас», – с радостью подумал Император.

Проходил день за днем, год за годом – Пу-Нья ничуть не изменилась. Она оставалась прекрасной, юной, нежной, как раннее утро в императорском саду. Год за годом, тысячелетие за тысячелетием Пу-Нья… спала. Вот какой рецепт придумали великие древнекитайские мудрецы!  

Кукла

Жила-была одна девочка, Алиса, в большом красивом доме с мезонином – с папой-банкиром и мамой, которая играла на пианино, говорила по-французски и была первой красавицей в городе.

У этой девочки было все. И детская с камином, украшенным изразцами. На каждом изразце – веселый кораблик, пастушка с овечкой или спящий котенок. И гувернантка, которая учила Алису рисовать и гуляла с ней в парке. И нарядные платья, которые мама заказывала для дочки у самых модных портних. И говорящие куклы, которые дарил Алисе папа. И настоящий друг, с которым Алиса дружила тайно, потому что он был бедным, а папа с мамой бедных не любили.

С этим мальчиком, Алешей, Алиса познакомилась на прогулке. Она играла с гувернанткой в мяч. Мяч упал в пруд. Алиса заплакала. А Алеша прыгнул в воду и достал мячик. Мальчик был плохо одет и голоден. И гувернантка разрешила Алисе дать ему теплую шаль и угостить завтраком, которые всегда брала с собой в парк.  

Но главное, у Алисы была крестная фея, которая подарила малышке на день рождения фарфоровую куколку – сладко спящую китайскую девушку. Крестная фея сказала: «Милая моя Алиса, эта прелестная китайская куколка сможет исполнить твое желание, но только одно, самое-самое заветное. Как только такое желание у тебя появится, брось куклу об пол и разбей ее на тысячу кусочков!»

А так как у Алисы никаких желаний не было, то и куколка ее стояла целой-невредимой на каминной полке.

Девочка росла, училась языкам, рисованию и музыке, гуляла в парке, ездила на балы и… встречалась со своим другом, который ходил в школу для бедных, работал (и грузчиком, и разносчиком), поступил в Университет, бегал по урокам… И однажды предложил Алисе выйти за него замуж, хотя понимал, что он для Алисы неподходящая партия.

Алиса была красивой девушкой, к тому же богатой невестой. К ней сватались самые видные городские женихи. Но девушка любила… Алешу. Она понимала, что родители его даже на порог не пустят.

И тогда она вспомнила про подарок крестной феи. Алиса зашла в детскую, взяла в руки старинную фарфоровую куколку, прошептала свое желание («Хочу стать женой Алеши!») и… разбила сладко спящую китайскую девушку на тысячу кусочков!

Они венчались в маленькой старой церквушке. Жили на чердаке, голодали и мерзли. Отец, так и не простив свою дочку, умер. Мама вышла замуж и уехала за границу. Но Алиса была счастлива.

Прошло много-много лет… Алеша стал профессором Университета, где когда-то учился на благотворительную стипендию. Он купил дом с мезонином. И Алиса учила маленькую дочку играть на пианино и рисовать. А на крестины они пригласили фею.

Голубка

Один раз моя кошка была почтовой голубкой – белой-белой, с розовыми лапками и носиком и с круглыми любопытными глазками. Ее хозяин, известный на весь город шалопай и голубятник, привязывал к ее лапке письмо, целовал голубку в крылышко и шептал: «Отнеси мое послание самой красивой девушке на свете!» И почтовая голубка послушно летела в дом, где для нее (и ее писем) всегда было открыто окошко. А там ее кормили вкусным зерном, поили сладкой водой, целовали, привязывали к лапке новое письмо и отправляли обратно.

Она очень гордилась тем, что помогает влюбленным. Не раз на ее воздушном пути встречались настоящие опасности. Как-то она попала в грозу и чуть не ослепла от молнии. И мальчишки ее сбивали из рогатки. А однажды белую голубку поймал птицелов, посадил в клетку и понес продавать.

Но стоило ему открыть клетку, чтобы отдать голубку покупателю, как посланница любви вырвалась и унеслась в высокое небо. Запыхавшись, она влетела в знакомое окно, у которого в тоске и печали столько дней и ночей ждала голубку самая красивая девушка на свете.

Девушка слишком долго ждала, все глаза проплакала, а письма от любимого все не было. И тогда она закрыла окно и согласилась выйти замуж за приказчика из бакалейной лавки. Он был сыном богатого торговца и скоро должен был стать хозяином этой самой лавки.

Узнав о свадьбе, шалопай и отчаянный голубятник, выпустил всех своих голубей и ушел искать счастье по свету. И скоро он утешился в объятиях других «самых красивых девушек на свете».

А белая голубка с разлету ударилась о стекло (она ведь не знала, что окно давно закрыто)! Посланница прекрасной любви упала на землю – в брызгах своей алой крови. Она умерла, так и не узнав, что даже те, кто сильно любит, способны на предательство.

Роза

В одном чудесном саду росла роза. Она была еще бутоном, но все понимали, что из этого бутона вырастет ужасно редкий цветок – почти черный, с белым пятнышком!   

Садовник им страшно гордился. Старик этот служил у одного богатого господина уже много лет. И сад, за которым он с любовью ухаживал, был не просто местом его работы. Он был его жизнью. А прекрасная роза стала его любимой дочкой (вообще-то ни жены, ни детей у старого садовника не было).

И вот однажды полюбоваться удивительной розой пришла новая госпожа. Хозяин сада (и садовника) женился на юной девушке – прелестной, как росинка, спящая на розовом лепестке! А был он страшен, как старый корявый пень.

Говорили, что эта девушка вовсе не любила того, за кого вышла замуж. Ее, сироту, просватала тетка, у которой девочка жила из милости. Чтобы избавиться от нищей воспитанницы, которая привлекала к себе слишком много внимания молодых людей (отвлекая их от теткиных дочерей).   

Молодая красивая хозяйка старику-садовнику очень понравилась. Она была доброй и ласковой. Помогала садовнику ухаживать за цветами, слушала его истории и дарила ему теплые носки, которые сама вязала. Она беспокоилась, чтобы старик не простудился.

А ровно через год со дня своей свадьбы прекрасная госпожа слегла. Доктора, которых ее муж возил отовсюду, ставили разные диагнозы. Они ее совсем залечили. Но ничего не помогало.

Одни говорили, что заболела она от простуды. Другие утверждали, что бедная воспитанница была любима и любила, а замуж вышла за отвратительного старика. В этом, мол, и причина ее странной болезни.

А в это время черная роза с белым пятнышком на одном лепестке расцвела! По всему саду плыл чудесный аромат. Чтобы посмотреть на удивительную розу, разные господа съезжались со всей округи. Хозяин сада (и садовника) так увлекся приемами гостей (и, говорили, хорошенькой дочкой соседа), что совсем забыл про свою больную жену.

Больная лежала одна в темной спальне, с намертво зашторенными окнами (так велели доктора) – как в гробу. Но ведь она была жива! Как ей хотелось вырваться из этого страшного дома, очутиться в ночном, звенящем цикадами, саду, вновь услышать обжигающий сердце шепот: «Я люблю только вас! Сбежим отсюда, обвенчаемся. Дай Бог, отец простит и не лишит наследства… А впрочем, пропадите пропадом, проклятые деньги! Я люблю вас…»

В саду опять шумели гости. Музыка, угощение, комплименты… Хозяин явно чувствовал себя почти женихом. И в этой радостной сутолоке жизни все давным-давно позабыли про… розу.

Тихо скрипнула дверь. Старик-садовник склонился над постелью прекрасной больной. Она спала.

Проснувшись, она заплакала – от радости. У изголовья стояла удивительная роза – почти черная, с белым пятнышком на лепестке. А окно было открыто. И в это открытое окно ворвалась волшебная ночь, звенящая цикадами…

Наутро горничная принесла своей больной хозяйке лекарство. Но в постели никого не было! И только на черном с белым пятнышком лепестке розы, непонятно как оказавшейся в спальне, сияла росинка-слеза. В распахнутое настежь окно заглянуло удивленное солнце.

К вечеру роза завяла – слишком была нежна. А хозяйку так и не нашли. Впрочем, хозяин вскоре повел под венец новую невесту – юную дочку соседа. Говорили, девушка была влюблена в своего учителя французского. И даже хотела с ним бежать, чтобы тайно обвенчаться.

Собака

А еще моя кошка была… собакой. Она охраняла дом и лаяла на непрошеных гостей. В общем, служила верой и правдой. А получала за это миску жидкого супа. Иногда хозяйский сынишка угощал ее теплым хлебом – это было настоящим праздником!

И вот холодным осенним вечером, когда старая шкура и старая будка совсем не грели, собака размышляла о своем горьком житье-бытье. Сторожишь тут дом и двор, не жалея себя, тявкаешь на прохожих простуженным голосом, а хозяева кормят какими-то объедками, да и пнуть могут, если не в духе! И решила собака уйти в волки, разбойничать в лесу и жить припеваючи.

Перегрызла веревку и убежала. Прибилась к волчьей стае. И началась у нее развеселая жизнь! Завтракать, обедать и ужинать повадились они в деревню, в которой раньше собака квартировалась. Она знала все богатые дворы. Разбойники лопали «от пуза» – даже курятиной брезговали. И никто их поймать не мог – собака, ставшая вожаком волчьей стаи, была страшно хитрой.

Но однажды на их логово случайно набрел белобрысый деревенский мальчик. Он собирал грибы, да и заблудился. Волки единогласно решили его съесть, чтобы он никому не рассказал, где они прячутся. Собака, как вожак, должна была вырвать сердце мальчика. Ей, отъевшейся на воле и ставшей совершенно дикой, это было – раз плюнуть.

Малыш пах теплым хлебом… И собака вспомнила, что он, хозяйский сынишка, единственный угощал ее, чесал за ушами и жалел.

И тогда собака разогнала всех волков и вернулась с мальчиком в деревню. Пришлось ей снова сторожить дом, мерзнуть в старой будке да ждать, когда хозяйка плеснет в миску жидких объедков. Но ведь у нее был друг – белобрысый мальчик, который чесал ее за ушами и пах теплым хлебом.

Гусеница

В роскошном розовом саду, купающемся в золоте солнечных лучей и в серебре ночной росы, подрастала одна симпатичная, пухленькая гусеница. У малышки был чудесный аппетит. Она ела с утра до вечера. А вот на окружающую ее красоту никакого внимания не обращала! И это ужасно огорчало ее утонченную маму-бабочку.

Мама гусеницы была творческой натурой. Целыми днями она порхала в сладком аромате роз. И мечтала о счастье для всех-всех-всех. Она устраивала чудные художественные вечера, на которые приглашала только самых интеллигентных насекомых. И… страшно стеснялась, что ее дочь – гусеница.

А гусеница презирала свою маму-бабочку. Как можно быть такой легкомысленной! Ведь жизнь нам дается только один раз и кушать нужно так, чтобы не было потом мучительно больно от спазмов голодного желудка.

Вот так они и жили, не понимая друг друга, впрочем, как и все родители и дети.

Но однажды малышка-гусеница (ставшая к тому времени такой пухлой, что уж и ползать не могла!) вдруг ужасно захотела спать. Она свернулась уютным калачиком и захрапела. И снились ей какие-то странные сны – розы, звезды, счастье для всех-всех-всех.

Мама-бабочка пыталась разбудить дочку, а потом (с явным облегчением) бросила это занятие, решив, что дочь вполне взрослая и сама должна отвечать за свои поступки, увлеклась одним поэтом и улетела с ним в другой сад. Все-таки она, и вправду, была ужасно легкомысленной.

А когда гусеница проснулась, протерла глазки и решила умыться в луже, то чуть не упала! Однако упасть ей не дали… крылья – такие же воздушно-прекрасные, как у мамы. Гусеница превратилась в бабочку.

Она порхала в сладком аромате роз, устраивала вечеринки для насекомых с нежной, чувствительной к прекрасному душой, увлекалась поэтами и думала, как же это прекрасно – летать! А еще она стеснялась, что у нее растет дочка, которой дела нет до поэзии мира (лишь бы пузо набить!). Милая, в общем-то, гусеничка, но такая черствая, совсем не понимает свою маму и, кажется, даже презирает ее! «Что поделаешь, – думала бабочка, – она просто не умеет летать».

Домовой

У одной девочки в коробке из-под арахисового драже жил домовой. Жил он, конечно, кое-как. Попробуйте сами устроиться с комфортом в маленькой баклажке! Тем более, что девочка постоянно играла этой жестянкой в классики. Удобная, между прочим, вещь – круглая и пинается легко! Думаете, почему эта девочка постоянно выигрывала? А потому что домовой из баклажки, которого постоянно мотало вверх-вниз, ворожил, чтобы она побыстрее выиграла.

Во всей трехкомнатной квартире не находилось для бедного домового ни одного спокойного местечка! Пытался он пристроиться в маминой пудренице, да расчихался. Мама как завопит в ухо папе: «Дорогой, у нас «барабашка» завелся! Давай охотников за привидениями вызовем – они его уничтожат». Такой вариант домового, естественно, не устраивал.

Перебрался он в папин ящик с инструментами, в который папа отродясь не заглядывал (бабушка даже говорила, что у него руки-крюки). И тут, нате, папа решил сделать кормушку для птиц своими руками (дочка упросила)! Что из этого получилось, отдельная история – но кормушки, точно, не получилось. А домовому пришлось искать другое место жительства.

Как отлично он устроился в старой бабушкиной кофте – тепло, уютно, мухи не кусают. Но и тут его настигла злая судьба! Мама затеяла генеральную стирку. И новый дом домового полетел в мыльную воду. Он чуть не захлебнулся!

В общем, перепробовав все, домовой остановился на старенькой баклажке, которой девочка играла в классики. В конце концов, его дом приятно пах арахисовым драже. А девочка была такой милой, что домовой не мог удержаться и рассказывал ей по ночам сказки.

Эти сказки превращались в прекрасные сны. А когда девочка выросла, то с грустью вспоминала свою старенькую баклажку, которая валялась в чулане рядом с маминой пудреницей, папиным ящиком с инструментами и бабушкиной вязаной кофтой.

Варежка

Когда моя киска была варежкой, ей приходилось трудновато. Ее постоянно норовили потерять, так что бабуля пришила варежку к резинке. Ее протирали до дыр (и даже рвали о гвозди, перелезая через забор), а бабуля штопала ее и ворчала. Ее насквозь промачивали, когда лепили снеговика. И бабуля устраивала варежку на батарею. И только тут она отдыхала душой и телом, в тепле и уюте слушая бабулины истории из стародавней жизни.

А когда варежка стала совсем старенькой, бабуля сшила из нее платье для куклы. Эту куклу внучка обменяла на плюшевого зайца. Новая хозяйка варежки замочила ее в маминой белизне. Она ставила уникальный опыт по выживанию платья-варежки!   Бедняжка не выдержала и… расползлась по ниточкам.

Пуня

И, наконец, кошка, побывавшая в прошлых жизнях и возлюбленной китайского императора, и волшебной фарфоровой куколкой, почтовой голубкой, черной розой с белым пятнышком на лепестке, гусеницей, собакой, домовым и даже варежкой, очутилась у меня. Это ее настоящая, девятая, жизнь. Я подобрала ее на улице ноябрьским вечером, пронизывающим до костей. Маленькая киска казалась черной снежинкой на белом солнце снега. Я сразу поняла, что назову ее Пуня.

Выглядел мой дрожащий от холода, голода и страха найденыш душераздирающе. Темно-розовые в синих жилках залысины, грустные обрывки усов, страшные царапины за огромными ушами, крошечный скелетик, обтянутый жалкой шкуркой… Пришлось ее мыть, лечить, кормить. Пуня оставляла виноватые лужицы где угодно, но только не в коробке со старыми газетами!

Больше года она живет в нашем доме. Любит спать на моей подушке и смотреться в зеркало. Во сне трогательно похрапывает. Все считают Пуню красавицей. Черная, с белым пятнышком на грудке, ужасно пушистая, желтоглазая, она понимает силу своей красоты и капризничает – совсем как хорошенькая девушка, у которой полно ухажеров.

Мне кажется, что моя кошка, бывшая в прошлых жизнях возлюбленной императора, фарфоровой куклой, голубкой, розой, гусеницей, собакой, домовым и варежкой, теперь-то точно счастлива. Вот только она иногда мечтает, как вырастет большой. Тогда Пуня станет тыкать хозяина в лужицы, шлепать, запирать его за шалости в ванной. Будет завтракать нежной ветчиной, дорогим сыром, сладкими сливками, а хозяйку кормить дурацким сухим кормом… Впрочем, Пуня нас все-таки любит. И, думаю, не будет очень мучить, когда станет большой.